Соло перформанс Иры Гонто по произведениям Вильяма Шекспира

Постановка – Константина Мишина



ИСПОЛНЯЮТ:

Синякина Е. – свет

Александров С. – звук
Мишланова Т. – реквизит

Мишенкова А.. – грим
Прозоров И. – помощник режиссёра

Амирбекян Е. – фортепиано

 

​

        «Мы на год заперлись в своей квартире и сочиняли спектакль. Утром открывали занавески, вечером закрывали. Мы вынесли всю мебель из комнаты, освобождая место для репетиций. Чтобы создать иллюзию, что ходим на работу, мы ходили вокруг дома и возвращались обратно. Наверное, это было самое счастливое время. В нашем первоначальном проекте были монологи разных женских персонажей Шекспира: леди Макбет, Офелии, Джульетты.

         А когда попробовали показать результат, оказалось, что, кроме Анатолия Васильева, нас никто слушать не хочет. Нам говорили, «Как вы смеете! Что вы сделали с Джульеттой?!» Зрителю было сложно понять. «Как это возможно?! Практически обнаженная Джульетта Джульетта без одежды! Джульетта не может выражать свою любовь гортанным криком и низким голосом!»

    Мы показали спектакль Васильеву, и он предложил нам взять за текстовую основу сонеты Шекспира как более абстрактное повествование. Он дал нам идею живого музыканта, который играет в спектакле. Также Васильев привнес идею полностью обнаженного тела. Сначала ведь я работала в спектакле полуобнаженная, а Васильев сказал режиссеру: «Ну и что она у тебя в трусах?.. Ты же о чем-то говоришь? Так и скажи это до конца». И я согласилась. Полное обнажение тела оказалось завершающим штрихом полного обнажения души.

        Самое трудное для меня в этом спектакле - переломить мнение, с которым люди приходят на спектакль. Моя актерская задача - не идти на поводу у зрителя, но ясно высказать свой взгляд, свое видение темы, и выразить ее теми средствами, которые были отобраны мною и режиссером во время репетиций. Очень часто зритель с этим не согласен. Язык спектакля провокативный, раздражающий. У многих зрителей сначала возникает отрицательная реакция. Но проходит половина спектакля, барьеры восприятия рушатся, и зритель постепенно начинает понимать меня, становится способным воспринять то, что я передаю.

       Наш спектакль - это такое путешествие. Мы стремимся вместе со зрителем выйти в другое пространство, в котором нет человеческих законов. И тогда там какое-то время мы отдыхаем. От мнений, от борьбы, от споров, от противоречий. Там уже спорить не с чем, там остается одна любовь. Весь спектакль был спор: смерть и любовь. На этом противодействии строится все повествование. Когда мы уже закон смерти победили, остается только любовь. В конце спектакля я просто лежу. Лежит абсолютно обнаженная женщина, почти ничего не делает, просто долго лежит и смотрит в зал. И улыбается. А зрители плачут»                                                                                                                                                                                                                              (Ира Гонто)



    «О чем мой спектакль? Конечно о любви. О какой любви? О бесконечной?.. О всепоглощающей?.. О вселенской любви? А что такое бесконечная, всепоглощающая, вселенская любовь? Пустые слова, ни чего не значащие для простого человека звуки. Ведь, что знает человек о любви? То, что ему рассказала мама, друзья в подъезде. То, что ему продемонстрировало телевидение, кино, финансируемое государственной программой повышения рождаемости вымирающей нации. Переходя в брачный период, молодые люди точно знают, что и как нужно говорить, делать, чувствовать. Я этого не знаю. 

     Где у человека располагается самое интимное место?.. В душе?.. Или в половых органах? Быть может, необходимо отделить интимные места тела физического от интимных мест тонкого тела, для того, что бы наше обнажение физическое не имело отношения к морали, но повествовало о разрушении застывших окаменелостей социальных масок, клише, стереотипов, рамок поведения, приличия, рамок дозволенного.
     Почему нельзя заходить за рамки? Иногда, выходя за рамки, мы все равно следуем определенным правилам и не в коем случае не переходим той критической черты, за которой кончается человек и раскрывается бесконечная бездна нечеловеческого.
     Как нужно раздеться, что бы обнажить душу? Сложно говорить о душе среди тех у кого ее нет. У кого сердце вздрагивает только, когда нож рядом с телом. Человек мечтает о покое, любит спокойствие, требует отдыха. Но попробуй дождись покоя от беспокойной женщины по имени “Жизнь”.

     Женщина - это самая большая тайна, загадка которую никогда не удастся разгадать мужчине. И самая большая загадка для мужчины, это ее бесконечная, всепрощающая, всепоглощающая любовь.
     Где зарождается любовь? В душе? В матке? Или, быть может, это древнее течение чувств, которое иногда выхватывает песчинку по имени человек для того, что бы побросав его из стороны в сторону, выбросить вновь на берег, одинокого, недоуменного, завороженно переживающего неподвластно сильное, потрясающее все основы жизни чувство, таинственное, бесконечное, вечное.
     Почему в повседневной жизни не так много любви, как хотелось бы? Быть может, потому что любовь в нашей жизни, это всего лишь случайный  прохожий, нежданный гость? Нечаянно завернувший незнакомец? Странник из других миров, путешественник, посланник, приносящий вместе с собственным явлением, частичку своего таинственного, не познанного, фантастического мира, мира где любовь сияет, а не является отблеском. Мира, где любовь не прячется за череду условностей, запретов, шаблонов поведения, стереотипов выражения чувств, а проявляет себя прямо, непосредственно, откровенно. Мира, который слеплен, соткан из любви, наполнен любовью и любовью движется. Мира, в котором нет места компромиссам, как нет в этом мире сияющей любви, места человеку с его страхами, суевериями, с его душевной, духовной, телесной нищетой. Мы живем в мироздании нищих.

     Любовь обнажает. Запакованные снизу до верху, изнутри наружу, в каждой клеточке мозга, души и тела, пропитанные страхом, ужасом, катастрофой, мы стоим перед ее взором и пытаясь спасти, защитить, уберечь ветхий скарб размышлений, решений, построений своего маленького ума.
     Как от мощного цунами, возводим стены, дамбы, ограждения, заборы, роем рвы, выстраиваем предубеждения, осуждаем и куем цепи, заковывая в оковы древнее, ни кому не подвластное, текущее своим ходом, ужасающее чувство любви.
     Дабы скрыться от истинного лика любви, мы сочиняем ее искусственные формы, создаем куклы, лепим фальшивые образы.

     А Любовь? Она не оставляет камня на камне от того стройного соломенного мира, в котором нам так уютно жить. Она бушующей стихией врывается в наш мир, сметая на своём пути извечные законы нашего мироздания нищих - око за око, клык за клык.

     Пред взором ее, нечем прикрыться, некуда спрятаться. Невозможно спасти скудные пожитки своего “богатого” опыта. В её объятьях тонут все наши страхи, убеждения, мнения. И на их место приходит покой. Кулаки и зубы разжимаются, смягчается взгляд и рождается улыбка»​                                                                                                                                                                                                        (Константин Мишин) 

 ПРЕССA:​​​



​















​

2003-10-31 / Майя Крылова:
"Тут снова не обошлось без Шекспира. Исполнительница захлебывается монологами его героинь - чуток Офелии, немного Джульетты, толика леди Макбет. В руках женщины сложный конгломерат флейты с серпом - можно играть, можно и косить. Женское тело спиной к зрителю в позе "задом вверх и на коленях" очень похоже на виолончель. Актриса, чаровница и гарпия, горько вздыхает, лукаво усмехается, трясет черными кудрями. Сверкают голые пятки и белые трусы, медленные движения вынуждают к созерцанию: кто кого сборет - драма перекроет танец или наоборот? Пока Гонто меняет позы, можно вслушиваться в ее хриплый выразительный голос: "Приди и научи меня забаве, в которой проигравший в барыше".



Ваш досуг:

«Тонкое понимание движения как способа выразить непроизносимое не исключает текста, который вкрапляется в спектакль наравне с другими составляющими. То есть драма драмой, но актерской «пантомимы» здесь нет и в помине, поскольку принцип незыблем и очевиден: текст не иллюстрируется, к нему выстраивается дополнительная реальность.Как это происходит – совершенно непонятно. Но смотреть интересно».



Зрители о спектакле:

http://www.liveinternet.ru/users/black-and-red_phoenix/post149623448/

"Сольные танцевальные перформансы – явление редкое, особенно в сочетании с почти моноспектаклем. Тем не менее Константин Мишин поставил «Сонеты Шекспира», а Ира Гонто протанцевала – если в традиционном значении этого слова можно назвать танцем эту пластическую композицию – их за без малого час под звуки фортепьяно Елены Амирбекян. Строго говоря, звучат не только и не столько сонеты, а поэзия Стрэтфордского барда как таковая. Женщина с флейтой, к которой прикреплено лезвие серпа, стаскивает короткое чёрное платье и садится на пятки спиной к зрителям, начиная монолог Джульетты «Моё лицо спасает темнота…» как медитацию. Лица действительно не видно – но мимика ягодиц, жестикуляция ног завораживающим языком тела говорят за Джульетту. Женщина облачается в белое платье и затевает рискованный танец с серпом: «Я отвращу губящую косу» - уверенное и смелое обещание любимому не отдавать его смерти. Но неуловимая доля секунды отделяет Джульетту от леди Макбет, призывающую самую смерть в собственное тело: «Слетайтесь, вы, Смертельных мыслей духи…» - и материализовавшийся «демон убийства» уже победно поднят над головой нашей героини в виде резиновой куклы, обмотанной свисающими клочьями чёрного целлофана. Всё быстрее и быстрее он кружится, шурша, вокруг своей добычи словно сам по себе, набрасывается с размаху, сбивает с ног. Избавиться от него можно только после яростной, упорной борьбы – два существа, живое и неживое, катаются по полу, пока не разлетаются, как от взрыва, в разные стороны. Женщина торопливо обнажается и как будто отдыхает в пятне света вдали от публики, надевая на плечи взгромоздившуюся на затылок конструкцию, похожую на птичью клетку без дна, растопырившую прутья, как скелет птичьих же крыльев. Всего две реплики Офелии: «Да, принц!», «Нет, принц!». Несовершенное и этим прекрасное тело выползает из клетки, бьётся об пол, как рыба об лёд, вперёд ногами продвигаясь по узкой полоске света навстречу тупику – и что-то не имеющее под собой никакого эротизма, ничего физиологического или натуралистичного, но при этом естественное видится в его движениях: плоть как стихия, вне характеристик возраста и пола, изменчивая, выразительная, не признающая рамок и границ – идеальный материал, работающий сам над собой. Произведение искусства – такое же недолговечное, как каждое движение в координатах пространства и времени – само себя создаёт и разрушает на наших глазах. В руке появляется смычок, и вот уже тело – музыкальный инструмент, чуткая, нервная скрипка, и тут уж без сексуальной энергии, чистой, неприкрытой, но по-прежнему эстетичной во всём, не обойтись. Смычок и играет, и управляет, и ведёт, и, со свистом рассекая воздух, подрезает, обрывает движения, он задаёт ритм, в котором так органично существовать. «Любовь моя растёт, и смерть ей не страшна, Затем что буду жить всегда…» - в поединке между любовью и смертью окончательную победу одерживает любовь. Видение стихов, рассказанных телом, как заклинание, проносится перед глазами так быстро, словно не один час, а одну минуту происходило нечто, расширяющее стандартные представления о возможностях человека как такового, человека, у которого нет ничего, кроме собственной материальной оболочки, в которой, если верить древним грекам, проявляется внутренний мир. Музыка, игра светотени на практически пустой плоскости, резкие перемены голоса от хриплого, сырого рычания и крика до звонкого, певучего усиливают впечатление, способствуют погружению в атмосферу – не только, конечно, шекспировских, но и шекспировских тоже – контрастов и столкновений, противоречий и метаморфоз. Эта атмосфера цепляет сразу и не отпускает до конца, и, сроднившись с нею, расслабиться уже невозможно – нервы всегда натянуты, эмоции всегда на пике. «Сонеты» - удивительная вещь, обладающая как визуальными, так и драматическими достоинствами, где содержание не уступает форме в изысканности и оригинальности".



​jazzmara         

Если бы я была мальчиком, я бы в неё влюбился бы... но пока я девочка, остаётся только влюбиться в роль Иры Гонто. 
пробежали мурашки по каждой клетке электрическим током, столкнули отсутствием случайностей с глазами, взорвавшимися удивлением от неожиданности, испепелили от пяток до кончиков волос, и я рассыпалась на сиксильярды дождинок... хлынул дождь.
нырнула в метро, прожила ещё день. опять неблагодарной безтактностью одтного (да ну его!) и сумасшедшенкой махнуть к реке другого. к часу ночи за сотню с мелочью кэмэ от беззвёздной москвы постоять пятнадцать минут у речной воды. понюхать, как пахнет небо черёмухой и звёздами, как поют лягушки. и к началу третьего вернуться обратно. кормить сумасшедшую кошку, бросаться усталостью в подушку, нежностью растворяться, любовью к роли Иры Гонто.
мы прекрасны!