УЧЕНИЕ ПЛАТОНА "ОБ ИДЕЯХ" КАК ОСНОВА МЕТОДА
"ИГРОВЫХ СТРУКТУР" А. ВАСИЛЬЕВА
Часть 1
"Истина одна, но люди называют ее разными именами".
(Ригведа)
"Как же им видеть что-то иное, раз всю свою жизнь они вынуждены держать голову
неподвижно?"
(Платон)
"На место актера, который с собой и с другими борется, я поставил того, который
играет. И был очень счастлив, потому что мои работы стали светлыми.
И был счастлив, потому что в финале у меня всегда имя Бога"
(А. Васильев)
"Вся европейская философия - лишь набор комментариев к Платону"
(А. Уайтхед)
Вячеслав Иванов считал, что в идеале на уровне художественно-теургического действа миф должен реализоваться в особой форме искусства будущего - в новой Мистерии, которая может возникнуть и развиться на основе театра, покинув его пределы, выйдя за рампу и вернувшись в лоно религиозного сознания. Именно таким театром и занимается Анатолий Александрович Васильев.
"Семь книг этого режиссера изданы на разных языках. Он - лауреат премии "Новая реальность европейского театра" (и разделяет честь этой награды с Питером Бруком, Джорджо Стрелером, Арианой Мнушкиной). "Диалоги" Платона и "Бесы" Достоевского, "Каменный гость", "Моцарт и Сальери", "Из путешествия Онегина" Пушкина, ветхозаветные пророческие тексты спектакля "Плач Иеремии", превращенные в православную мистерию редкостной красоты; спектакль "Медея. Материал" по пьесе Хайнера Мюллера с французской актрисой Валери Древиль в главной роли; "Медея" Еврипида в античном театре в Епидавре, лермонтовский "Маскарад" и "Амфитрион" Мольера в "Комеди Франсез" - спектакли Васильева последних лет сочетают изощренность формы и свободу дыхания, какую в древности приобретали отшельники многолетним уединением и "умной молитвой"", - писали про великого революционера русского театра газеты в начале века.
В 1988 г. А. Васильев стал лауреатом премии РСФСР им. К.С. Станиславского, в 1989 г. во Франции он награждается орденом "Кавалер ордена искусства и литературы". В 1990 г. А. Васильеву присуждена премия "Новая действительность европейского театра" в г. Таормина, Италия. В феврале 1993 г. режиссеру присвоено звание Заслуженный деятель искусств России. В 1995 г. А. Васильеву была присуждена Премия фонда им. К.С.Станиславского "За вклад в развитие театральной педагогики". В 1999 г. А. Васильеву и И. Попову, архитектору и сценографу, присуждается звание лауреатов Государственной премии Российской Федерации в области литературы и искусства за создание Московского театра "Школа драматического искусства". В 2001 году они стали лауреатами премии "Триумф". В 2005 г. А. Васильев удостоен звания кавалера французского Ордена Академических Пальм за особые заслуги в области просвещения и награжден медалью и премией "Ad Nuntius Europea / Вестнику Европы" им. Н. М. Карамзина в номинации "За достижения в литературе, искусстве и культуре".
Анатолий Васильев стал не только основателем театра, автором собственной театральной методики, по которой училось искусству "игрового театра" не одно поколение, он воплотил в жизнь тот будущий теургический театр, который предсказывали русские символисты. "Художники и поэты, - писал Вл. Соловьев, - опять должны стать жрецами и пророками, но уже в другом, еще более важном и возвышенном смысле: не только религиозная идея будет владеть ими, но и они сами будут владеть ею и сознательно управлять ее земными воплощениями". Соловьев осмыслял теургию как древнее "субстанциальное единство творчества, поглощенного мистикой", суть которого состояла в единении земного и небесного начал в сакральном творчестве. И именно такой театр существовал недолгие 20 лет в России, в Москве с 1987 года по 2007, в центре города на улице Сретенка, недоступный непосвященным, как и всякий "тайный эзотерический орден" или монастырь, с возвышающимся на крыше православным храмом (ныне закрытым) - "Общедоступный театр Школа Драматическиго Искусства". "Платон в "Государстве" для художника видит три варианта - быть изгнанным, лишенным имущества или казненным. Я претерпел изгнание и лишение имущества. Изгнание добровольное, а лишение имущества - насильственное…", - сказал Анатолий Александрович в своем последнем интервью, которое дал в России перед отъездом во Францию. В апреле 2001 года театр "Школа драматического искусства" принят в "Союз театров Европы", откуда, оставшись без художественного руководителя, в 2007 был с позором исключен. Васильев практически изгнан правительством, отнявшим у него уникальный театр, видимо, решив, что не может нарождающееся русское буржуазное общество позволить себе театр-лабороторию, нерепертуарный, непредназначенный для увеселения среднего класса, театр-храм. "Теургия не культуру творит, а новое бытие, теургия - сверхкультурна. Теургия - искусство, творящее иной мир, иное бытие, иную жизнь, красоту как сущее. Теургия преодолевает трагедию творчества, направляет творческую энергию на жизнь новую", - пишет Вч. Иванов. Но поэту нет места в "государстве": "Так не ожидайте же, что когда-нибудь мы так легко позволим вам раскинуть у нас на площади шатер и привести сладкоголосых артистов, оглушающих нас звуками своего голоса; будто мы дадим вам витийствовать перед детьми, женщинами и всей чернью и об одних и тех же занятиях говорить не то же самое, что говорим мы, но большей частью даже прямо противоположное" ("Законы", Платон).
"Мы потеряли "серебряный век", он ушел от нас навсегда. И никогда не вернется, как не возвращается бегущая река. Ушел "серебряный век", и вместе с ним ушли люди. Пришли новые времена, они привели с собой другого человека. Не знаю, хорошо это или плохо, но это так. Когда я смотрю на этого человека, на тип его, я вижу - как он раздвоен, как не целен, как конфликтен внутри себя. Я больше не пользуюсь в театре таким человеком. Я пользуюсь созиданием", - говорит Анатолий Васильев.
Я работаю в этом театре с 1992 года, искренне его люблю и надеюсь на его возрождение. Театр продолжает свое существование без своего основателя, а внутри каждого из нас покоятся руины того духовного здания, которое выстраивал в нас годами мастер. И мне, как свидетелю чуда, сидящему на берегу источника, некогда полноводного, интересно вновь припомнить, осмыслить еще раз, вдохнуть полной грудью прекрасные идеи Анатолия Васильева и проследить путь, которым шла мысль гения. Достоевский, Платон, Гротовский.( Свернуть )
Но для начала мне хотелось бы воссоздать контекст вне которого не существует мистериальный театр. И прислушаться вместе с Вячеславом Ивановым к “глубокой, золотой тишине", которая "объемлет самозабвению отдавшуюся душу", и увидеть как "в далеких далях встают перед ней образы, сохранившиеся в воспоминании Мировой Души".
Вслед за Алексеем Федоровичем Лосевым, мы будем исходить из того, что "платоновская идея есть объективное бытие, или образ бытия (но совершенно объективный же образ). Платон погружает свои идеи в недра живого телесного космического бытия. Тот самый хорошо нам известный, живой и божественный, вполне физический космос, который воспевался досократиками, он же, именно он же самый, остается и у Платона. Платон никуда не пошел дальше пифагорейских "сфер", Парменидова "единого", Гераклитовой текучести, Демокритовых атомов и т.д. Он интерпретировал этот космос с точки зрения его идеальных связей, расчленил в нем физическое и смысловое (на отождествлении чего выросла досократика); опять это отождествил, но отождествил по смыслу, при помощи чистых понятий, отождествил диалектически... Если для Сократа идея была только "логическим" определением (или феноменологическим описанием вещи), доходившим до целевой структуры, то для Платона, как известно, она вновь оказывается бытием. Идеи у Платона и есть бытие. Тут он возвращается к онтологизму досократиков, хотя это бытие теперь уже не физическое или не просто физическое. Оно, несомненно, есть еще и сознание. Прекрасное, красота есть тоже идея, или идеи; во всяком случае, оно - какой-то момент идеи".
Далее Лосев напоминает нам, что "самое слово "идея" имеет своим корнем "вид". Идея – то, что видно в вещи. В греческом языке это слово очень часто служит для обозначения внешнего вида вещи, наружности человека и пр. Но если всмотреться в сущность вещи, в ее существо, в ее смысл, то он тоже будет "виден" и глазу и, главным образом, уму. Вот эта видимая умом (или, как говорили греки, "умная") сущность вещи, ее внутренне-внешний лик, и есть идея вещи. Но мало и этого. Идея вещи есть не только видимая умом пассивная фигурность вещи. Она есть в то же время и самая субстанция вещи, ее внутренне определяющая сила. Она - не теоретична только. Она в себе осуществлена и воплощена в своем собственном - тоже идеальном - теле. Без этого она не была бы бытием, не была бы реальностью. Кроме того, она ведь есть только момент в целом бытии, она не оторвана от цельного бытия, она несет на себе его смысловую энергию, его цель. И Если она есть такое "особенное", которое несет на себе все "целое" и "общее" (хотя и специфическим образом), и если она есть субстанциальная мощь всей данной области бытия, имеющая свой собственный, видимый умом лик, то, очевидно, каждая такая идея есть не что иное, как тот или иной бог". То есть "идеи Платона суть боги, но боги, конечно, не наивной мифологии, а боги, переведенные на язык абстрактной всеобщности.... Красота не есть у него ни элементы, или стихии, ни числа, ни формы, но - идеи, мир идей. Вот что такое эстетика Платона в одном слове". Потрясающей красоты философия!
В самом сердце философии Платона находится это знаменитое "учение об идеях". Но Алексей Федорович Лосев, в своей одноименной работе, сетует на то, что этого учения как такового у Платона не существует: "У Сократа и Платона вопросы ставятся без конца, решительно в каждой строке; и все изложение у Платона наполнено такими ответами на вопрос, которые непрестанно зовут все дальше и дальше, так что ни о какой системе мысли и быть не может". То есть, Платон дает не систему, а диалектическую возможность для бесконечного философствования". То же и в методе Васильева - он дает нам не театральную систему, а способ исследовать бескрайнюю территорию искусства, ставя процесс превыше результата: "Не нужно думать о результате: когда Господь творил миры - все пребывало в движении". "Это вечное искательство истины и вечная неудовлетворенность найденными ответами, - продолжает Лосев, - заставили Платона избрать и соответствующую сторону изложения, этот знаменитый платоновский диалог, в котором никогда невозможно определить, чего в нем больше – вопросов или ответов". И Васильев как гениальный теоретик театра выступает в своем творчестве как исследователь, продвигающийся все дальше и дальше по вертикали, открывая посредством живого опыта исполнителей и постоянного анализа реальных переживаний, испытанных ими во время сценического действия через абсолютное погружение в космологию сознания. Так же как и Платона, Васильева не интересует результат, интересен сам процесс, бесконечный путь в неизвестное, увлекательное путешествие ума. "Вся философия и вся эстетика Платона находится в непрестанном становлении, его философствование есть сплошное кипение и бурление, сплошные каскады и фейерверки мысли, сплошной фонтан неугомонного философского глубокомыслия", - восклицает знаменитый платонист А.Ф. Лосев. Но благодаря его кропотливой работе исследователя, мы имеем возможность осознать суть этого красивейшего положения, опираясь на которое еще один убежденный платонист - Анатолий Александрович Васильев - создал революционную театральную систему: "метод игровых структур".
Итак, что же такое платоновская идея? А.Ф. Лосев пишет: "платоновская идея есть родовое понятие, то есть обобщение отдельных вещей и их групп, и, следовательно, имеет дело не с вещами, но с логическими абстракциями". Однако, "платоновская идея не есть просто обобщение вещей и предметов, но предельное обобщение, то есть такое обобщение, дальше которого уже делается невозможным самый процесс абстрагирования... Можно сказать, что платоновская идея есть то, расстояние чего от соответствующей материальной вещи (в порядке уточнения самой материальности) может становиться как угодно малым, никогда, однако, не превращаясь в нуль". И дальше мы читаем: "Идея Платона есть смысл, смысловая сущность и определение той или иной вещи, самый принцип ее осмысления, ее порождающая модель. Ведь всякая вещь, будучи сама собой, всегда нечто значит, то есть имеет свою собственную сущность, а платоновская идея как раз и является принципом конструирования этой сущности вещи и, следовательно, самой вещи, то есть смысловой моделью вещи... Лучше было бы говорить, что идея есть функция вещи, или, если соблюдать точность и последовательность, в платоновском идеализме вещь есть функция идеи, поскольку функциональные отношения не есть просто отношения рода и вида, но отношения любой смысловой сложности... Далее, идея эта никогда не мыслилась в виде голой и чисто головной абстракции. Платон и все платоники всегда вносили в нее художественный элемент, и она обладала тонко разработанной художественной структурой. Для этого в царстве самих идей мыслилась своя собственная, тоже идеальная материя, оформление которой и давало возможность понимать эти идеи художественно. В идеальном мире различаются paradeigma, "образец", или "первообраз", "прообраз", и de'mioyrgos, "мастер", или "художник", "творец", "созидатель", "зодчий", то есть материал и метод его обработки, в результате чего получаются как законченные идеи, так и весь космос, построенный по законам этих ". Собственно революционность васильевской театральной мысли и состояла в том, что он вынес, так называемый, внутренний мир актера во вне, и мы получили модель: "идеолог" и идея", апеллируя которой актер действует на сцене, вступая в игровой диалог с партнером, обладающим в свою очередь собственной идеей. И хотя, мы еще рассмотрим более подробно суть этого метода позже, но уже сейчас, читая Лосева, можем проследить, как "идея" отделилась от актера, субъективизируясь, и уже сама могла вести театральное действие, вступая в общение с другими "идеями"; процесс при этом оказывался непредсказуемым и увлекательным, как и карнавальные игры сократовских диалогов. "Самая любовь мыслилась платониками как восхождение в идеальный мир и как отражение этого последнего на людях, их поведении, их чувствах, на разных событиях и всяких обстоятельствах жизни. Эта жизненная насыщенность платонической идеи доходила до того, что сама эта идея мыслилась не просто как объект и не просто как принцип того или иного объекта, но еще и как субъект, как мышление, то есть как мышление самого себя. Тогда идея оказывалась субъект-объектным тождеством, или нусом-умом, космическим разумом. В платонизме он оказывался бесконечно предельным состоянием жизни, жизнью в себе.
Наконец, платоновская идея всегда трактовалась как особого рода бытие, как особого рода субстанция, противостоящая простому логическому абстрагированию или беспочвенным мечтаниям. Эта субстанциальная сторона платоновской идеи и заставляла мыслить ее как особого рода действительность, которая в популярном мышлении представлялась в виде чего-то заоблачного, чего-то небесного или занебесного, в виде чего-то божественного и мистического. Таким образом, философия мифологии есть окончательное завершение платоновского учения об идеях", - подводит итог А.Ф. Лосев.
Зная о различии понятий философия и метафизика, о котором говорил Рене Генон, французский философ-метафизик (1886-1951), из всего вышесказанного видно, что Платон был скорее метафизиком, чем философом, в современном понимании этого понятия. Так же, как и, безусловно, А. Васильев. Так в чем же различия этих двух понятий и почему Платона французский философ, чьё мнение я разделяю, считал метафизиком?
По Генону, философия - это человеческое знание, сугубо индивидуальные мнения, не освященные никаким сакральным авторитетом, метафизика же — сакральное, сверхчеловеческое знание, которое передается от самого начала времен до сих пор в инициатических тайных организациях. "Геноновская "метафизика", которую не следует путать с "метафизикой" в аристотелевском, привившимся в современной науке смысле, мыслится как трансляция Абсолютной истины на человеческий уровень Бытия настолько, насколько это вообще возможно; философия же, по Генону — вероятностное знание, исторически и психологически ограниченное. Метафизика принадлежит миру традиционному, где все сферы жизни были подчинены Традиции, берущей, согласно Генону, свое начало от легендарной Гипербореи, упоминаемой "Ведами" и греческими поэтами працивилизации полюса. Философия принадлежит миру современному, западному, отпавшему от Традиции, строящемуся на посюсторонних началах, и представляющему собой упадническое человеческое сообщество Темного Века, Кали-Юги", - пишет Рустем Вахитов в своей книге "Платон как метафизик (образ Платона у Генона)". Он считает, что на самом деле, восточные учения, не являются философией, то есть набором индивидуальных мнений с попытками рационального их обоснования. К примеру, Конфуций неоднократно указывал на то, что он ничего не добавляет от себя, а лишь воспроизводит древнее знание, но европейские исследователи видят в этих искренних замечаниях лишь ритуальное выражение архаичного почитания древности, а индуизм есть вообще традиционная метафизика в чистом виде. Что же касается "западной философии", то и тут, по Генону, этап собственно философии, то есть не связанной с традиционным знанием рефлексии, начинается лишь с Декарта. Развитие этого профанного, философского знания представляется Рене Генону как регресс по отношению к тем интеллектуальным высотам, которые были доступны людям Запада в Средние века.
Таким образом, по Генону некогда, до антитрадиционого переворота Нового времени, Запад знал свою собственную метафизическую традицию, часть которой сегодня относят к прошедшим эпохам "западной философии", не видя разницы между сверхчеловеческим и человеческим знанием. Как известно, философия восходит к древнегреческой цивилизации. Генон указывал на традиционность классической Греции: "…в классической античности еще сохранялось множество вещей интеллектуального и духовного порядка, аналогов которым в современном мире найти невозможно". Прежде всего, в классической Греции мы обнаруживаем мистерии, которые, как замечал Генон в "Кризисе современного мира", носили безусловно инициатический и традиционный характер.
Термин "философия" принадлежит Пифагору, который, как утверждает Генон, первоначально означал лишь подготовительную стадию на пути к высшему знанию, предуготовление к инициации. Однако впоследствии произошло извращение понятия "философия", "промежуточная степень была принята за цель в себе… появилось стремление заменить философией ("любовью к мудрости") саму мудрость". "Впрочем, Генон оговаривался, что в отличие от метафизики Востока метафизика Запада еще со времен классической античности имела несколько ущербный характер, отдельные традиционные идеи в ней были в той или иной мере искажены. Хотя, разумеется, по сравнению с современной профанной философией, метафизические доктрины древнего и средневекового Запада являются вершинами подлинного интеллектуализма", - пишет Р. Вахитов.
Прежде всего, Генон отмечал, что доктрина пифагорейцев повлияла на Платона "сильнее, чем обычно полагают", что самих пифагорейцев Генон считал совершенно аутентичными метафизиками, причастными к Традиции, уходящей к гиперборейской цивилизации. Он утверждал, что прежде всего, Платон являлся чистым пифагорейцем в учении о числах, "…именно от пифагорейцев Платон заимствовал не только свою космологию, изложенную им в "Тимее", но и свою "теорию идей", которая в сущности является ничем иным, как выраженным в других терминах пифагорейским учением о числах, рассматриваемых им в качестве принципов существования вещей" - пишет Генон. "Думаем, не случайно Генон берет выражение "теория идей" в кавычки, ведь перед этим он оговаривался, что пифагорейское учение - никакая не философия, а инициатическое знание, то есть никакого отношения к праздным измышлениям индивидуального рассудка или к "теории" ни учение о числах, ни учение об идеях не имеют, - высказывает свою точку зрения Вахитов, - Для Генона передача знания от учителя к ученику по инициатической цепочке и есть единственно возможный путь обретения мудрости, а новейшие дифирамбы "творчеству", предполагающие дискурс "автора" и обязательное требование "новизны" и "оригинальности" - признак извращенности современного мира (кстати, эту точку зрения разделял и Платон, который не мог считать, что возможно создание "нового" и "оригинального" знания, ведь все, что может существовать, уже существует в божественном мире идей и все, что можно узнать, уже есть в нашей душе, просто нужно уметь это вспомнить)". "Метафизику нельзя определить только как "знание о бытии", как это делал Аристотель", — отмечает Генон и далее разъясняет, что метафизика - это наука о бесконечном первопринципе, который заслуживает название сверхбытия и то, довольно условного, поскольку к нему неприменимы никакие определения - "Бытие не является в действительности самым универсальным из всех принципов… Идея Бесконечного (только бесконечное может представлять собой абсолютное целое…) может быть выражена лишь через отрицательное по своей форме понятие". "Но ведь учение Платона тем и отличается от аристотелевского, что основатель Ликея ограничивал свою картину универсума "высшей планкой" - Божественным Умом, который есть чистое бытие, "Форма форм", а основатель Академии над миром "чистого бытия" воздвигал Единое или Благо. Причем, в "Пармениде" Платона виртуозно показано, что это "Единое-в-себе" неопределимо, сверхбытийно, непознаваемо и в этом смысле совпадает с Бесконечным", - говорит Вахитов.
В своем трактате "Платоновская теология" Прокл Диадох, схоларх платоновской Академии 5 века н.э. недвусмысленно высказывался в том духе, что учение, изложенное в диалогах Платона было инспирировано самими богами, или, как называет их Прокл, "лучшими": "вся философия Платона изначально воссияла благодаря благой воле лучших, которая делает скрытый в них ум и истину, возникшую вместе с сущим, очевидными для душ, пребывающих в становлении - разумеется, в той мере, в какой им позволено принять участие в столь сверхъестественных и великих благах". Прокл сравнивает философию Платона с учением халдейских оракулов, будучи сам теургом-жрецом, отправляющим обряды языческих мистерий и поясняет, каким мистериям Платон был обязан этому тайному знанию: "… вся эллинская теология является потомком орфической мистагоги. Первым научился божественным оргиям у Аглаофема Пифагор: позднее Платон почерпнул совершенное знание о них из пифагорейских и орфических книг". В своём знаменитом седьмом письме Платон пишет: "У меня самого по этим вопросам нет никакой записи и никогда не будет. Это не может быть выражено в словах как остальные науки; только если кто постоянно занимается этим делом и слил с ним всю жизнь, у него внезапно как свет, засиявший от искры огня, возникает в душе это сознание и само себя там питает".
"Мы живем в эпоху, когда высшей добродетелью автора признается его оригинальность, неповторимость, - продолжает рассуждать Вахитов, - Для средневековых богословов и философов (впрочем, как и для самого Платона) плоды индивидуального сознания человека не многого стоят. Человек в силу своей природы ограничен, самому по себе ему доступны лишь мнения, а не истина".