Я маленькая мышка, по прозвищу "советский ребенок" на огромной льдине, отколовшейся от исторического контекста, под названием погибший СССР, плывущая в никуда. Со мною мои маленькие пожитки-пережитки, намокшие под дождем революций, совершённой маленькими мышатами, отважно срубившими сук на котором сидели, во имя того не знаю чего, ради не знаю кого, что бы не знаю что.
     Под лапками я чувствую холод, промежность стынет от замерзших идеалов "Свободы, Равенства, Братство". Но я здесь, я дождусь когда настанет великая оттепель и великие идеи отттают.
      Дважды в моей жизни взрослые дяденьки за меня все решали. Первый раз, когда лишили меня родины - СССР, и второй, когда изгнав Васильева, лишили меня идеального театра. Оба раза я была безмолвным наблюдателем, не ходила на баррикады, не устраивала забастовки. Кто я такая, чтобы решать судьбы народов или отечественного театра?    И вот наступает мой третий раз. Я снова с безмолвным ужасом взираю на то, как вновь решается мая судьба. Без меня.
     В 1991 году мне было 20 лет. Большие, справедливо негодующие дяди отсекли Казахскую социалистическую республику и отбросили как ненужный хвост. И когда мечта о театре привела меня в столицу Российской Федерации, я русско говорящая советская девочка из Казахстана, боготворящая московского школьника "Электроника", несколько лет пряталась от милиционеров со своим синим паспортом. Я не могла объяснить отцу, переехавшему ко мне в Россию, что он, ветеран труда, поднимавший целину и кормивший этих людей хлебом всю свою жизнь, он "русским" никто, чужой человек. Вот так, шестидесяти лет как не бывало, кто-то взял и отменил. Три года он пребывал в депрессии.
     В 1993 году мне было 22 года. Солнечным октябрьским днем я шла на Поворкую на репетицию в театр под стрекот пуль - демократы добивали советскую власть, общая горы шоколада освободившимся от советского морока гражданам. Нескоро я увидела шоколад. Я продавала книги у входа на рынок, чтобы купить банку рыбных консерв. Из тепленького советского детства меня макнули в лихую молодость девяностых. Хотела ли я провести свои лучшие годы в эпоху перемен и реформ, ведущих в никуда, а вернее в "куда по-дальше". Ради чего я провела 20 лет, полных лишений, почти военных, лет? Чтобы вернуться туда же - "нужны перемены"? С той только разницей, что это я теперь взрослая, и от меня зависит в какой стране проведет свою молодость моя двадцатиоднолетняя дочь?

Что произошло? Власть действует также как и всегда, она не изменилась, методы все те же. А люди в стране уже другие - они европеизированы, и когда им привычно задирают юбку, они кокетливо отстраняются, мол я не такая, со мной так нельзя. Вот такое несоответствие.



                               Монолог взбесившейся артистки - НАПИСАТЬ РЕЦЕНЗИЮ