Часть 2

​

Главным теоретическим открытием символизма, как известно, было утверждение символического характера любого подлинного искусства. Что же такое символ?
Символ, по мнению Вяч.Иванова, - это некая посредствующая форма, которая не содержит нечто, но "через которую течет реальность, то вспыхивая в ней, то угасая, - медиум струящихся через нее богоявлений". Символ есть жизнь, но "бесконечно менее живая жизнь, нежели Человек, который есть живой и сущий воистину, каковым остается и с глазу на глаз с Самим Присносущим".
Андрей Белый понимал под символом в целом некую многозначную  единицу особого семантического уровня, которая обладает рядом своеобразных качеств, далеко не все из которых ему удается достаточно ясно прописать вербально. Исходя из традиционной для русского символизма этимологии слова "символ" (как соединение), Белый утверждает, что символ указывает на результат "органического соединения" чего-либо с чем-либо, то есть более высокого уровня соединения, чем подразумевается под термином синтез. Символ - это "отливка", "отпечаток"  "внутренне-переживаемого опыта человечества". При этом художественная символика есть отпечаток личного творчества, а религиозная - "индивидуально-расового".
Символ для понимание неоднозначен и не формализуем на логическом уровне. Он не дает точного знания о своем содержании, но лишь в большей или меньшей мере намекает на него. Символы не говорят, но "подмигивают" и "кивают", со ссылкой на своего кумира Ницше, неоднократно повторяет Белый, но они "кивают" "о действительно переживаемом, о творимом, о третьем, о царстве "символа""
Символ - это нечто внешнее, надежно укрывающее внутреннее и защищающее его от непосвященных: "Идеология шлема и бронировки" - это идеология символического мышления. Сокрытие и защита, однако, - не главная функция символа, но скорее необходимость, вытекающая из принципиальной трудно-выразимости его внутреннего содержания. Главная же его задача, конечно, позитивная - открывать тайну тем, кто способен ее понять. "...символ - окно в Вечность", а соответственно и путь к Символу (с большой буквы), под которым Белый понимал абсолютную духовную реальность, которую он достаточно регулярно отождествлял с Единым, Христом, Софией или просто с Богом. В этом плане Символ - это "эмблема эмблем", если под эмблемой понимать схему, как основу классификации понятий.
Символ - "абсолютный предел для всяческого построения понятий". Более того, он "есть предел всем познавательным, творческим и этическим нормам: Символ есть в этом смысле предел пределов", - считает А.Белый.
Собственно символизм понимается символистами многозначно. Это и теория символического выражения духовного мира в искусстве, и путь в этот духовный мир, в конечном счете - к самому Перво-Символу, это и некое промежуточное бытие между материальным и духовным мирами. "Трехсмысленность смысла: 1) символ как образ видимости, возбуждающий наши эмоции конкретностью его черт, которые нам заведомы в окружающей действительности; 2) символ как аллегория, выражающая идейный смысл образа: философский, религиозный, общественный; 3) символ как призыв к творчеству жизни. Но символический образ, говорят они, есть ни то, ни другое, ни третье. Он - живая цельность переживаемого содержания сознания". Вот этот символический образ, "как единство переживания", данный "в средствах изобразительности", то есть реализованный в материале искусства, Белый и называет художественным символом.
Символ художественный (греч. σύμβολον – знак, опознавательная примета) – универсальная категория эстетики, лучше всего поддающаяся раскрытию через сопоставление со смежными категориями образа, с одной стороны, и знака – с другой. Предметный образ и глубинный смысл выступают в структуре символа как два полюса, немыслимые один без другого (ибо смысл теряет вне образа свою явленность, а образ вне смысла рассыпается на свои компоненты), но и разведенные между собой и порождающие между собой напряжение, в котором и состоит сущность символа. Переходя в символ, образ становится «прозрачным»; смысл «просвечивает» сквозь него, будучи дан именно как смысловая глубина, смысловая перспектива, требующая нелегкого "вхождения" в себя. Смысл символа нельзя дешифровать простым усилием рассудка, в него надо "вжиться".
Для Шлегеля поэтическое творчество есть "вечное символизирование". "Мы имеем дело с истинной символикой, когда особое репрезентирует общее, не как сновидение и тень, но как жизненно-мгновенное раскрытие неиспытуемого", - пишет Гёте. Э.Кассирер сделал понятие символа предельно широким понятием человеческого мира: человек есть "животное символическое"; язык, миф, религия, искусство и наука суть "символические формы", посредством которых человек упорядочивает окружающий его хаос.
Многозначность содержания символов существенно затрудняет их понимание. Когда же человек докапывается до истинного смысла символа, он испытывает явное духовное наслаждение.
В современном понимании символ — это социокультурная форма, указывающая на определенные смыслы, ценности и нормы, которые в ней не присутствуют, а лишь подразумеваются в силу соответствующих социальных конвенций. Символы вездесущи, что позволяет философам говорить о протекании духовно-практической жизни человека в «символической вселенной», где за каждым знаком, словом, звуком, жестом обнаруживаются концентрированные сгустки смыслов, спрессованные социально-историческим временем и опытом многих поколений.
Смысловая полифоничность символа — это следствие присутствия в нем «сверхсмыслов», «сверхценностей» и «сверхнорм» абсолютного характера. Фокусируясь в символе, они открывают возможности для герменевтики, бесчисленных прояснений, толкований, интерпретаций. Внутри каждого символа громоздятся «монбланы» разнообразных значений, позволяющие ему активно и сколько угодно долго участвовать в духовной жизни бесчисленных поколений.
Вч.Иванов пишет, что символ есть полисемантичный знак, который "прорезывает все планы бытия и все сферы сознания и знаменует в каждом
плане иные сущности, исполняет в каждой сфере иное назначение". Природа символа неисчерпаема и беспредельна: "он изрекает на своем сокровенном (иератическом и магическом) языке намека и внушения нечто неизглаголемое, неадекватное внешнему слову. Он многолик, многоосмыслен и всегда темен в последней глубине. Он – органическое образование, как кристалл. Он даже некая монада, – и тем отличается от сложного и разложимого состава аллегории, притчи или сравнения". Символ "имеет душу и внутреннее развитие, он живет и перерождается". Символы – это некие "изначальные формы и категории".
"К тому, что было прежде времен, к тому, что будет, обращен символ. Из символа брызжет музыка. Она минует сознание. Кто не музыкален, тот ничего не поймет.. Музыка окно, из которого льют в нас очаровательные потоки Вечности и брызжет магия", - считает А.Белый.

 

“Как живые изваянья, в искрах лунного сиянья,
Чуть трепещут очертанья сосен, елей и берез;
Вещий лес спокойно дремлет, яркий блеск луны приемлет
И роптанью ветра внемлет, весь исполнен тайных грез.
Слыша тихий стон метели, шепчут сосны, шепчут ели,
В мягкой бархатной постели им отрадно почивать,..
Ни о чем не вспоминая, ничего не проклиная,
Ветви стройные склоняя, звукам полночи внимать...”
("Фантазия", К. Д. Бальмонт)

Особое внимание символисты уделяли словесным символам, понятым как носители энергии символизируемых архетипов. Часто обращаясь к древним заговорам и заклинательным формулам, они стремились возродить в своем творечестве изначальную сакрально-мистическую силу символа, прежде всего - словесного символа. Андрей Белый был убежден, что называние предмета есть утверждение его онтологической реальности, его бытия. "Язык, - писал он, - наиболее могущественное орудие творчества. Когда я называю словом предмет, я утверждаю его существование". Утверждаю почти онтологически (ставлю на тверди), почти так же, как первый Творец утверждал (=созидал) мир своим Словом. Мир звуковых символов, созданных словом, - это "третий мир" наряду с внешним и внутренним мирами человека. Он соединяет их на некоем сущностном уровне и активно влияет на каждый из них. Он обладает реальной магической силой". Белый высказывая мысль о магической силе слова, говорит о слове как "заклятии вещей" и "вызывании бога", он пытается передать нам свое реальное ощущение сильной энергии слова, которая не поддается вербализации, но завораживает любого поэта и человека, обладающего даром поэтического ви'дения.
Слово сознания должно иметь плоть. Плоть должна иметь дар речи. Слово должно стать плотью. Слово, ставшее плотью, - и символ творчества, и подлинная природа вещей.
Лама Анагарика Говинда в своем сочинении "Основы тибетского мистицизма согласно эзотерическому учению великой мантры "ОМ-МАНИ-ПАДМЕ-ХУМ", в главе "Магия слов и сила речи" пишет:
"Слова – это отпечатки разума, результаты, или, точнее, остановки в бесконечной последовательности переживаний, которая достигает настоящего из невообразимо далекого прошлого и нащупывает свой путь в столь же невообразимо далеком будущем. Слова – это "слышимое, что смыкается с неслышимым" (Новалис), формы и потенциальные возможности мысли, вырастающие из того, что за пределами мысли...
Рождение языка было и рождением человечества. В основе длительного процесса формирования языка лежало огромное творческое усилие. Каждое слово выступало как звуковой эквивалент переживания, связанного с внутренними или внешними стимулами. Только посредством символов можно намекнуть, указать на эти переживания. Однако данные символы опять-таки возникли не произвольно, не являются спонтанными выражениями, вырывающимися из наиглубочайших сфер человеческого разума...
Формы высшей жизни во Вселенной и в природе вырываются, воплотившись в видения пророка, в звучание голоса певца, и предстают перед нами чарами видения и звука, чистые и открытые. Их существование – признак священной силы провидца-поэта. Слова, слетающие с его уст, – это не обычное слово. Это – мантра, импульс к созданию мыслеобраза, власть над тем, что есть, тем, как оно действительно существует в своей чистой сущности. Это – непосредственное одновременное осознание познающего и познаваемого...
Мантра суть "сила, а не обычная речь, которой разум способен противиться или может избежать. Сила истинного поэта и заключается в том, что его слова творят действительность, вызывают ее, влекут за собой и раскрывают нечто реальное. Его слова не повествуют, они действуют" (Zimmer, 1930,).
Современные люди не способны даже представить себе, сколь глубоко воспринималась магия слова и речи в древних цивилизациях и сколь огромно было ее влияние во всех сферах жизни, особенно – в религиозных аспектах. В наш век радио и газет, когда сказанное или написанное слово размножается миллионными тиражами и без разбору швыряется толпе, его ценность настолько снизилась, что сегодня трудно даже представить то благоговение, с которым люди более духовных времен или более религиозных цивилизаций относились к слову, являвшемуся для них кладезем священной традиции и воплощением духа.
Пророк, поэт и певец, духовно творящий, физически воспринимающий и чувствующий, святой – все они постигли сущностность формы в слове и звуке, в видимом и осязаемом. Благодаря им видимое обретает свойство символов, осязаемое становится творческим инструментом духа, и жизнь превращается в полноводный поток, струящийся из вечности в вечность.
Где осторожно, медленно из забытого
“Воспоминание прошедшее всплывает вновь
Столь совершенное, столь мягкое, безмерное,
Но постижимое в игре неуловимой,
Там мы осознаем начало Слова,
И смысл Его безмолвно нас одолевает –
Ибо рассудок, одиночество принесший,
Сам жаждет вновь вернуть единство наше”
(Райнер Мария Рильке)"
И, наконец, мне хочется сказать о самом главном Слове, которое было в начале всего, Логосе, в котором содержатся все буквы алфавитов всех языков, о непостижимом, сакральном слоге Ом(Аум). О котором говорят все восточные философы, в том числе Свами Шивананда: "Брахман выше всего, а Ом его имя. Весь воспринимаемый чувствами мир возник из звука Ом. В нем мир существует и в нем растворяется. Звук, который издает текущая Ганга; слышимый на расстоянии шум рынка, звук, производимый вращающимся маховиком мотора; звук дождя; звук бушующего пламени; гром - это только Ом. Это слово силы. Это лодка, переправляющая вас на другой берег бесстрашия и бессмертия."

 

Искусству (как символическому феномену) отводится существенная роль пути к Символу. Символизм, осознав, что главной целью искусства является возведение человека в духовные миры, поднялся до той грани, на которой он должен или совсем оторваться от материи, то есть перестать быть искусством, превратившись, например, в религию или чистую мистику, или сознательно остановиться на пути восхождения к Перво-Символу, только намекая на него еще в конкретно-чувственных формах искусства. Отсюда - представления о недостаточности и кризисе символизма в среде самих символистов.
Лично мне кажется, что на пути к бесконечному не может быть остановок. Все равно далеко не уйдем - человеческие шажки настолько маленькие, что дай бог с места сдвинуться. Но даже мизерное усилие в этом направление открывает невероятные просторы для творчества. Одной каплей истины можно напоить все человечество, существовавшее на этой земле когда-либо.
Для Вяч.Иванова и А.Белого было бесспорным религиозное происхождение искусства. Символизм же собственно и должен по их убеждению напомнить искусству о его истоках, истинной сущности и вернуть искусство в сферу религиозной деятельности по преображению жизни, привести к теургии. "Именно в форме творческих символизаций происходит совпадение искусства с религией."
В идеале на уровне художественно-теургического действа миф, согласно Иванову, должен реализоваться в особой форме искусства будущего - в новой Мистерии, которая может возникнуть и развиться на основе театра, покинув его пределы, выйдя за рампу и вернувшись в лоно религиозного сознания. В античности театр сам возник из Дионисовых действ, как художественное воплощение их соборного мистического опыта. Хор играл в древнем театре роль и функции этого соборного начала. Кризис хора в театре стал, по убеждению Иванова, кризисом театра вообще, в котором идеально реализовывалось "святое единство" истины, добра и красоты. Иванов мечтает о возрождении на новых основаниях театра с хоровым началом в неких новых мистериях, в которых достижения всех искусств будут объединены на основе соборного религиозного опыта.
Я, как человек двадцать лет занимающийся театром, очень надеюсь, что его пророчество сбудется. И продолжаю, в этом смысле, идеологию моего мастера Анатолия Васильева, который говорил, что "в конце концов, театр - это форма таинственного, форма неизвестного, форма невозможного". Он посвятил свою жизнь исследованию мистериальности, обрядовости и изучению метода "платоновых игровых структур" в сценическом действии, а на крыше своего театра построил православный храм, который теперь, после его изгнания из страны, чиновники закрывают.
"Теургическое томление", стремление вдохнуть истинную жизнь в материю, согласно Иванову, изначально присуще искусству. На пути теургии духовные устремления художника оказываются столь сильными, его видение столь глубоким, его вера в высший мир столь сильной, что он вступает в творческий контакт с неземными силами, которые и наполняют особой энергией его произведение, превращая его в орудие благодатного воздействия на феноменальный мир.
Для меня как исполнителя это не просто красивые слова. Когда я играю спектакль, испытываю удивительное ощущение свободы над всем, ощущаю всесилие, и сила моя не физического происхождения, не земного. Я себя чувствую огромным ребенком, которому позволено все, я ни от кого не зависима и, если зрители позволяют мне увлечь их в другое пространство, - они чувствуют как Любовь просачивается сквозь поры этого человечьего мира. Я чувствую в себе такую силу, как если бы была гигантской скважиной, которую пробурили сквозь земную кору, и из меня хлещет нефть эмоций.
"Теургия не культуру творит, а новое бытие, теургия - сверхкультурна. Теургия - искусство, творящее иной мир, иное бытие, иную жизнь, красоту как сущее. Теургия преодолевает трагедию творчества, направляет творческую энергию на жизнь новую". В теургии кончаются всякое традиционное искусство и литература, всякое разделение творчества; в ней завершается традиционная культура, как дело рук человеческих, и начинается "сверхкультура". Ибо "теургия есть действие человека совместно с Богом, - богодейство, богочеловеческое творчество".
"Всякое искусство по существу символично, - говорят символисты, - Всякое символическое познание идейно. Задача искусства как особого рода познания неизменна во все времена".
Я думаю, когда искусство выпало из религии, оно утратило идеологию. Но поразительно то, что без религии, без идеи оно все равно продолжает функционировать, считая деньги достаточным основанием для своего существования. Но тогда дайте ему другое имя, которое теперь выражает его новую суть - порнография - продажа наслаждений за деньги. Искусство возможно только, когда художник приносит себя в жертву. Искусство, по определению, альтруистично, потому что ничто из того, что ценится в этом мире, не может окупить те невероятные затраты, которые художник испытывает во время истинного творчества. Простому ремесленнику не известно бремя Духовного труда.
"В восходящей любви имеет место явление жертвенности, умирания всего личного и случайного, и полная самоотдача и слияние с высшей волей", проповедовал Вяч.Иванов и вслед за ним мы слышим слова А.Белого: "Искусство должно учить видеть Вечное; сорвана, разбита безукоризненная, окаменелая маска классического искусства. По линиям разлома выползают отовсюду глубинные созерцания, насыщают образы, ломают их, так как осознана относительность образов. Новое искусство менее искусство. Оно - знамение, предтеча".
Мне кажется, всегда будет существовать старое и новое искусство, потому что вселенная постоянно обновляется. Но человек не желает этого видеть, он подобен привязавшему свою лодку к берегу и глядящему как река протекает мимо. Мы ненавидим все новое, потому что оно пробуждает нас, призывает действовать физически и духовно - но счастье в нашем понимание это покой и сон. Удивляет одно - зачем только Господь даровал нам жизнь, когда все так томятся в ожидание смерти и только лишь пережидают временное бытие как досадное беспокойство.
"Изменение способа выражения искусства совершается постепенно. Современное искусство при таком изменении часто шло ощупью. Многие спотыкались на этом пути. Артезианские воды, пробиваясь наружу, бьют грязью. Только потом солнце зажигает чистоту водного хрусталя миллионами рубинов. Не следует быть жестоким по отношению к тем, кто шел впереди. Ведь по их израненным телам мы идем. Благодарение и жалость! Да замолчит всякая хула!", - Восклицает А.Белый.
 
“Проносится над тайной жизни
Пространств и роковых времен
В небесно-голубой отчизне
Легкотекущий, дымный сон.
Проносятся над небесами,
Летят над высотами дни,
Воскуренными облаками
Воскуренными искони.
Жизнь - бирюзовою волною
Разбрызганная глубина.
Своею пеною дневною
Нам очи задымит она.
И все же в суетности бренной
Нас вещие смущают сны,
Когда стоим перед вселенной
Углублены, потрясены,
И открывается над нами
Недостижимый край родной
Открытою над облаками
Лазуревою глубиной”
("Жизнь", А.Белый)

Как человек, духовно практикующий в театре, я хочу сказать, что такое теургическое творчество реально возможно. Всякое свое слово, жест, мысль посылая Духу, ты перестаешь быть на сцене человеком, актером - ты проводишь сквозь себя мощные потоки энергии, неподвластные человеческой тщете и, выходя за рамки реального пространства, ты открываешь дверь в иной мир, и зритель имеет возможность войти с тобой туда, о существовании чего только что и не подозревал. И конечно без символа, как способа выражения невыразимого, в нашем творчестве не обойтись. Потрясаясь и впечатляясь исполнитель и наблюдающий обогащаются знанием.

 

Какова же художественная роль символа? Мне кажется ответ прост и очевиден - выразить невыразимое. Как можно высказать то, что позабыл настолько, что начал считать несуществующим? Только при помощи Символа, в котором заключены все знания, который многообразен настолько, что делает возможным бесконечное количество гениальных произведений искусства. Кто заставит тебя вспомнить, кто ты есть на самом деле и где твоя истинная родина? Кто сорвет маску феноменального с лица человечества. Только художник, обратившись к символу, который сделает видимым едва угадываемый ранее образ и каждое слово поэзии дверью, сквозь которую мы войдём в мир Божественной Правды. Он заставит подняться и идти вперед, в "будущее, которое в нас таится". Вместе с ним "мы подслушаем в себе трепет нового человека и подслушаем в себе смерть и разложение; мы - мертвецы, разлагающие старую жизнь, но мы же - еще не рожденные к новой жизни; наша душа чревата будущим; вырождение и возрождение в ней борются".
“Пафос грядущего духовного возрождения культуры символистов сменился в постмодернизме всеразъедающей иронией или осознанно безразличной к будущему игрой эстетствующего сознания всеми формами предшествующих культур и искусств. Век (как и Культура в целом) состарился и забыл о своих юношеских мечтах и грезах”, - говорят исследователи символизма об ушедшем веке.
Я же смотрю на двадцать первый век и вижу избалованного младенца, цинично играющего духовными приобретениями прошлого, флегматично сплевывающего в будущее и, сыто срыгивая массовой культурой, бездействующего в настоящем.
"Мы должны преобразиться сами, порвав со всеми старыми предрассудками и формами и способами жизни.  Мы должны подложить динамит под старую историю во имя абсолютных ценностей, еще не раскрытых сознанием. Взорваться со своим веком для стремления к подлинной действительности - единственное средство не погибнуть", призывает нас Вяч.Иванов.
       20 век не дал нам, кажется, прямого подтверждения истинности чаяний символистов и русских религиозных философов. Однако, как мне представляется, еще рано ставить крест на их пророчествах и упованиях. Кризис культуры, который так ясно ощутили многие представители "серебряного века" русской культуры, более глубок и длителен, чем это казалось наиболее оптимистичным из них. Будем надеяться, однако, что он все-таки - переход, а не предел. И после естественного периода инволюционного упадка неизбежно наступит эволюционный подъем назад к истокам, где искусство колышется в сердце религии и “Увенчается плющом чело наше, возьмем в руки тирсы, и тигры и пантеры, ластясь, лягут у наших ног, когда мы станем сопровождать дионисианское торжественное шествие от Инда”...

“Золотея, эфир просветится
И в восторге сгорит.
А над морем садится
Ускользающий солнечный щит.
И на море от солнца
Золотые дрожат языки.
Всюду отблеск червонца
Среди всплесков тоски.
Встали груди утесов
Средь трепещущей, солнечной ткани.
Солнце село. Рыданий
Полон крик альбатросов:
"Дети Солнца! Вновь холод бесстрастья:
Закатилось оно -
Золотое, старинное счастье,
Золотое руно"...”
("Золотое руно", А.Белый)

​

 

БИБЛИОГРАФИЯ:
1) Белый А.: “Символизм как миропонимание” (Изд.: “Политиздат”, М., 1994)
2) Белый А.: “Критика. Эстетика. Теория символизма. “(М., 1994)
3) Бычков В.В.: “Эстетические пророчества символизма” (Изд.: “Полигнозис”, № 1. М., 1999)
4) Аверинцев С.С.: “СИМВОЛ Художественный” (Словарь, 2-е испр. изд.: - Дух i Лiтера, 2001)
5) Бачинин В.: “Символ, аллегория и метафора в языках сакральных текстов” (Изд: “Христианская мысль:
социология, политическая теология, культурология”, Том 4. СПб, 2005)
6) Пайман А.: “История русского символизма” (Изд: “Республика”, 2000)
7) “СЕРЕБРЯНЫЙ ВЕК в русской литературе. Основные черты и значение “Серебряного века” для культуры России.
(“Энциклопедия замечательных людей и идей”, электронное изд.)
8) Королькова Е.А.: “Символизм Вяч.Иванова и Мифологема Диониса” (ГУАП. - СПб., 2006)
9) Гротовский Е.: “К бедному театру” (Изд: “Артист.Режиссёр. Театр.”, М., 2009)
10) Свами Шивананда: “Джапа-цога, Медитация на Ом” (Изд.: “София”, 2001)
11) Лама Анагарика Говинда: “Основы Тибетского мистицизма согласно учению великой мантры “Ом-Мани-Падме-
Хум” (Изд.: “Андреев и сыновья”,СПб, 1993)
12) Поэзия “Серебряного века”



                                                                       ​ЭССЕ - Часть 1 - НАПИСАТЬ РЕЦЕНЗИЮ